Жокей, который изменил всё

Воздух над улицами самостроя навис марлей, пропитавшейся терпким запахом навоза, увядающих августовских цветов и пыли. Мы кружим то по липкой грязи, то по растрескавшемуся гриму дороги за ипподромом «Маяк» в поисках его дома, и находим спустя полчаса. Встречать выходит жена Галя — летом в городе её часто можно увидеть с лошадьми, пони и ослом в попонах, которые за деньги катают прохожих. Ворота, легко скользя, открывают взгляду крыльцо дома, где стоит большой седой мужчина с костылями. Это он однажды побил рекорд в гонке на рысаках, который держался в области 36 лет. Теперь такие рекорды бьют практически ежегодно. 

Жокей Владимир Лапин приветствует меня с крыльца, кругом которого одни цветы. До нас доносится сдавленное ржание хозяйских лошадей. Лапин выходит из тени дома на прогретый солнцем участок, и мы идём в беседку, где он, сидя на старом офисном стуле, скупо из-за неловкости и отсутствия привычки говорить о себе, начнёт повествование о своей жизни. 

«Жокеем я не был, спортсменом – был», — сразу обрывает меня Лапин. Но я рискну называть его жокеем, он всё же не сразу сел в качалку за лошадей. Подростком он объезжал их верхом, а потом занимался конкуром (преодоление препятствий по маршруту, — К.Д.). «На Иркутском ипподроме я занимался в спортивной секции с 15 лет, с 1965 года. Сам я оттуда, а в Забайкалье меня пригласили на работу в 1989 году», — без особой романтики в голосе говорит он. 

Владимир Михайлович решил заняться конным спортом «потому что так получилось». Он перескакивает с себя на других раз от раза, обрывая ниточки к своей жизни, быстро сбрасывает вожжи, и говорит с лёгкой досадой, что среди наездников стало всё больше девушек. Одни парни — на лучшей в Забайкалье Нерчинской госконюшне. Все, кто сегодня работает там – ученики Лапина. Конюшня, такой, какая есть сейчас и вообще началась с него – именно он завёз туда рысаков, научил их объезжать и изменил всё. 

«Я тренировался, получал разряды, потом мастера спорта. Ещё в Иркутске перешёл на работу наездника – ездил в качалках на рысаках», — рассказывает жокей под гулкий лай среднеазиатского алабая, охраняющего копытных. «Что романтичного?» — возмущается. «Это надо любить — малооплачиваемая работа, с утра до ночи на конюшне, выезды в соседние области, на соревнования. Раньше ещё были зональные соревнования — в Иркутске и Улан-Удэ проводились. Больше, конечно, в Улан-Удэ. Там на 50-летие Бурятии был построен ипподром, и на нём соревновались спортсмены Сибири и Дальнего Востока, собиралось около пяти областей. В основном, полными командами выступали Амурская и Иркутская области и Бурятия. В Чите тогда рысаков не было, верховой спорт был развит больше», — вспоминает наездник не без сожаления в тугом голосе. 

Лапин кажется задорным, но старательно хмурит свои кустистые брови. «Начиная с перестройки, конный спорт притух. Сейчас начинает более-менее развиваться, но цены на лошадей, инвентарь, транспортировку до места соревнования уже совсем не те, что были раньше», — говорит он. И от этого его раньше веет недоброй грустью, но старость такая стерва, что с ней надо мириться и жить дальше. 

Лапин весь переломанный – лошади постарались. «Все травмы от спорта. Попадались лошади, которых в принципе объездить тяжело – разбивали, ломали качалки, становились неуправляемыми, таскали. Меня никогда это не останавливало – кости заросли и опять работать. Я не жалею о травмах, вся спортивная жизнь на них построена. Лошади нравится бежать не меньше, чем спортсмену, и выигрывать — они вместе с тобой довольные, когда проезжаешь на награждение», — говорит Владимир Михайлович. Его жена Галина – тоже наездница, бывшая спортсменка. Она тоже выходила на конкур и иногда ездила на рысаках, участвовала в соревнованиях и побеждала, помогала жокею всю жизнь, тренировала, а теперь занимается прокатом в городе, зарабатывая животным на корм.

«Ей нравится, да и пенсии не хватает», — кивает на жену Лапин. Деньги – это вообще больной вопрос для великой страны. Конный спорт – элитный, спроса в Забайкалье на него не наскребёшь и на полтрибуны, о больших спонсорах остаётся только мечтать. В последние годы посмотреть на скачки почти никто не приходит. Спорт от этого зрелищнее быть не перестаёт, но для наездника хуже пустой трибуны, наверное, только проигрыш. О деньгах мы говорим долго, смакуя тему и впадая на короткий миг в меланхолию. 

«Конюшни всю жизнь относились к сельхозучреждениям, там всегда были небольшие ставки. И сейчас они небольшие. Рядовой зоотехник получает 10 тысяч рублей, ну что это? Труд очень тяжёлый, вал работы, головой некогда думать, мышцами думаешь», — продолжает Лапин. 

Владимир Михайлович тоже зоотехник по образованию, им и работал сначала в Иркутской области, затем в Читинской, а теперь в Забайкальском крае. Я его начинаю выспрашивать о любимых породах, о характерах лошадей, вытягивать какие-то мне нужные слова, и он сначала дуется на детские вопросы, а потом отвечает, что не может быть одной любимой лошади. Свою первую он не помнит, потому что их было несколько. Помнит, в конкуре разъезжал на Стоге, Симбиозе, Блондине  и своенравном Гибриде. 

Сидя на всё том же стуле в густо пахнущей древесиной беседке, он объясняет, что любимой породы у него нет, они все хорошие, все «это самое». «А сейчас у меня Блондин самый любимый, вон он стоит», — показывает на стойло Лапин. 

«Ты одно целое с лошадью, отвечаешь не только за себя, но и за неё. Ты не пропускаешь соперника, иногда и приложишься. Надо быть фанатом такой работы. Тут на конюшню пригласили парня, чтобы я научил ездить на лошадях. Ему 25 лет, полтора года с ним занимаюсь. К последним соревнованиям тренировались, и я потянул позвоночник — конь закинулся, и произошло защемление. Вот сейчас ползаю», — рассказывает он о последней июньской травме, вручившей ему костыли. Последние месяцы лета он лежал, в «Одноклассниках» зависал. До этого обидно обездвижившего до онемения ног случая был перелом голени в 2004 году, который пыл Лапина не остановил и не посмел помешать вернуться в качалку. Этим летом он, правда, сидел в качалке в последний раз и на лошадь уже не заберётся – баста.

Интересно, как работают с лошадьми. Рассказывает: «Работаю как обычно. Происходит по-разному, где-то со скандалом, где-то с лаской. У каждой лошади свой характер. Надо её понять, от кого-то требовать, кого-то уговорить, подсластить. Хорошим наездником никогда не сможет стать тот, кто не готов трудиться». 

К наездникам у Лапина одно условие – любовь к лошадям, к ней автоматически прилагаются все другие качества. Или терпеливо воспитываются в процессе. Сам Лапин о том, чтобы бросить спорт, задумывался, не из-за потери любви, а из-за финансовых и бытовых препятствий. Когда они с семьёй жили в квартире, а не в своём доме впритык к ипподрому, до места работы приходилось добираться туда-обратно три часа. Зарплата и сейчас, и раньше была маленькая. Бывают задержки. «Хотелось бы иметь больше, но как-то выкручивались», — говорит жокей. Хотели и переехать: «Мы много раз думали перебраться отсюда, всякие дурные мысли голову посещали. Но мы привязались к квартире, коллективу, месту. А куда только не звали… Но помечтаешь и всё равно работаешь». 

Желание своей дочери продолжить начатое родителями они быстро пресекли. Но не потому, что профессия не многообещающая в плане заработка, а из-за опасности. «У меня бы было, как у кошки котят: «А, одна на лошади захлестнулась, а у меня ещё пять осталось!» Для себя она научилась, отлично ездит, научилась с конями обращаться. А так она зубной врач. Мы отвадили вовремя, а то заклинило бы и было тяжело», — рассказывают наездники, опять дополняя друг друга, как в романтической комедии, декорации которой по ошибке сменили на забайкальские. 

Возвращаемся к забытым на минутку лошадям, вступает Владимир Михайлович. Позади него висят шерстяные носки, которые я стесняюсь попросить убрать и щёлкаю неудачные кадры, как патроны — вхолостую. «Цена лошади зависит от породы, класса и спортивных качеств – резвости, работоспособности. Жеребят заезжают в 1,5 года и бегают до 12 лет. В среднем лошадь живёт 25 лет, смотря как использовать». Спрашиваю, куда девают лошадей после завершения беговой карьеры. «Они работают в хозяйствах по договорам производителями. Между госконюшнями заключается договор на использование жеребцов за определённую плату на два-четыре месяца или на несколько лет. Ну, судьба у них такая», — иронизирует он над моими инфантильными переживаниями. 

«Попадают в нормальные хозяйства, а бывает – в жёсткие условия. Есть те, кто просто в табун попадает, и там отстаивает права на кобыл. Выдающимся лошадям кобылиц сюда привозят. Сейчас нерчинцы сами стали закупать коней, маточное поголовье уже давно купили. А раньше жеребцы-производители были только здесь, на конюшне», — разговорился, наконец, Лапин. 

Его карьера было упёрлась в главного зоотехника 5 лет назад, но характерный Владимир Михайлович начал наводить порядки и его попросили «не разгонять коллектив». Лапин любит дисциплину, следование правилам кормления, ухода, тренингов. «Пришлось свой пыл спустить на тормозах и не лезть со своим уставом. Раньше лучше было в этом смысле», — в который раз повторяет он. «В конюшне работает зоотехник, конюх, помощник. На троих не меньше 14 лошадей. Наездники ездят по 8 часов в день, объезжая несколько голов. Есть маховые работы, резвые, когда нарезают пяти- и трёхминутные круги. На маховой едут на пределе возможностей лошади — если он бежит круг за 2,5 минуты, значит на 10 секунд потише», — поясняет жокей. 

Мы опять завели пластинку о финансировании – наездники на поездки тратят преимущественно свои деньги. На зональных соревнованиях призовые побольше, а вот на региональных весь призовой фонд в 200 тысяч. 

«Сидишь на одном энтузиазме. В Забайкалье вряд ли что-то изменится. В Москве, конечно, лучше – там центральный приз для четырёхлеток разыгрывали в 500 тысяч рублей. Приз президента – 5 миллионов, есть, за что бороться. Но это Москва. У нас вот будут соревнования, организованные при поддержке Николая Рогожкина (экс-полпреда президента в Сибирском округе, — авт.) Он ушёл, но процесс вроде продолжается, там суммы уже другие маленько», — говорит жокей. Лошади сегодня дорогие – если раньше закупало «Читаэнерго», и их жеребцы участвовали в гонках, то теперь перестали. Но недавно появился один бизнесмен, купил лошадей и уже вывозил их в Иркутскую область на соревнования – вернулся с победой. 

У Лапина впереди только победы учеников, а своих давно уже целый мешок. Он в масштабах региона безоговорочная легенда и заслуженно уважаемый наездник, теперь восседает в тёмно-сером пиджаке поверх домашней футболки и меня накрывает гордость от того, что посиживаю рядом. Начинаем смотреть фото и подбираемся к самым чудесным фактам его жизни, которые он, как поварской комплимент, оставил напоследок – чтобы мне точно уйти сытой. 

«В 2001 году в Иркутске было что-то типа зональных соревнований. Я за в первый день побил рекорд области – резвее 2,7 минуты там не бежали. В субботу мы пробежали 2,5 минуты, а в воскресенье я улучшил свой же рекорд до 2,4», — говорит он просто о своей победе. В те дни он побил рекорд, который держался 36 лет. 

«Каждому времени своя резвость – 20-30 лет назад это время было ой как резво, а сейчас и две минуты бегут. Мы были молодые, рьяные и всё ездили туда, но рекорд не трогали – то погода не позволяет, то форма у лошади не та, то переутомились, то недоработали», — говорит Владимир Михайлович, добавляя, что лучше всего лошади бегут в очень жаркую и безветренную погоду. Парадокс, который даже он за годы своей карьеры так и не раскусил. 

У Лапина всё же остался один рекорд, который никто не побил – он поставил его в 2000 году на зональных соревнованиях в тройке. Ещё он единственный в Забайкалье, кто от Сибири и Дальнего Востока участвовал в всероссийском чемпионате наездников в Раменском – там собиралось по восемь спортсменов из всех зон. Теперь гонки проходят в Москве. 

«Там ты лошадь не знаешь – едешь на чужой, её тебе дают до приза за 40 минут. Что сделаешь за это время? Садишься, выезжаешь на проминку – как тебе её собрали, так и едешь. Есть лошади, которые себя травмируют на ходу или качалку забивают – специфика хода», — распалился Лапин. 

Гонки – дело тонкое. Защитить надо и наездника, и лошадь. «Сколько лошадей – столько характеров, и к каждой нужно подобрать разные приспособления. Кому-то подковы особые нужны. У меня была лошадь, я вижу, что она может бежать, но не бежит. Позвал кузнеца, тот ей нахимичил подковы. Заглушить, уши заткнуть, сетку одеть, видимость ограничить – муфту дальнозорким лошадям наденешь, а то она свой же кал увидит и начинает от него шарахаться. А с муфтой голова приподнята, она видит даль и бежит, ни на что не обращая внимания. Есть те, кто бегает с наглазниками, закрывающими обзор – чтобы конь не видел, что ты делаешь в качалке. Есть такие, когда он только небо видит», — поясняет жокей. И тогда, если лошадь видит только небо, её ведёт наездник – ответственность на жизнь. 

Хоть Лапин и считает, что почти любую лошадь можно объездить, но всё равно раскалывается и рассказывает про случаи, когда лошадь выбирает, а не её. «Я год работал помощником наездника, а через год меня сделали бригадиром. Набрал лошадей, персонал, помощника. Конюха взял и работал. У меня была в Иркутске кобыла – я не мог на ней ездить, и помощник не мог. А конюх Санька мог. Мы с помощником всяко пробовали – он таскала, прыгала, скакала. Мне надоело, и я его на приз записал: «Поездишь неделю со мной и поедешь на соревнования». И Санька поехал на приз. Гонка началась, он вожжи бросил и поехал – от места до места. Я сажусь – не получается. На следующий день беговой он опять вожжи бросил, и впереди всех. Вот так сезон отбегал на ней. Но это редкий случай», — упорствует мастер. 

Лошади – вся его жизнь, поэтому хобби у него тоже около спорта. Он сам делал подковы, а однажды сам с колёсами от китайского мопеда сделал качалку по образцу финской модели. Финские качалки – они вообще самые лучшие, стоят дороже машины. Он на таких никогда не ездил. 

Пытаю его в последний раз, почему выбрал лошадей. И он признаётся, что из-за адреналина и скорости. Хоть его и нельзя – лошадь чувствует всё, и ей мешают эмоции и ощущения наездника. 

Напоследок Лапин решается рассказать кое-что, перед тем как мы снова выйдем из тени на солнечную сторону и будем изучать премудрости самодельной качалки и поглядывать на крапчатые клумбы. И я знаю, что он скажет. Что до последней травмы в июне катался, несмотря на онкологию и диабет в придачу в свои 67 лет. 
 

Кира Деревцова 
24 сентября 2016  (за полгода до смерти Лапина В.М.)